Ехали в полнейшем молчании. Маритта безуспешно пыталась родить в своем мозгу хоть одну идею, как избежать столь неприятного, хитростью навязанного ей общества. И еще над тем, сколько же может выдержать психика обычного человека, чтобы не сойти с ума и не сломаться. Автомобиль выехал за город и набирал скорость. Тоха не выдержал первым.
- Слышь, ты, овца тупорылая, у тебя мозгов вообще нету что ли? - загремел он.
От этого злобного рева девушка вся съежилась и вжалась в дверцу машины, отодвинувшись от него как можно дальше и испуганно моргая.
- Ты, хотя бы, понимаешь, - кипятился Шторм, - что они теперь всеми силами и способами будут стараться убрать тебя, чтобы Мирэка подставить? Да за тобой уже охота началась!
- Ик.., - только и смогла ответить Ита.
- Я ее сам быстрей урою, - прорычал Дарн.
- Помог бы тебе с превеликим удовольствием, - хищно пыхтел Тоха, - но думаю, ты и сам бы неплохо справился. Только вот теперь беречь ее придется, как экспонат музейный. Ну, ничего. Я умею ждать.
- Ик, ик..., - Маритта прикрыла рот ладошкой.
- Ну, насчет беречь, - Мирэк оглянулся на девушку, одарив ее свирепым взглядом, - это ты загнул.
Шторм некоторое время настороженно смотрел ему в затылок и покачал головой.
- Ик, ик, ик.., - не сдавалась девушка.
- Да хватит уже, - рявкнул на нее Тоха.
Свернув с шоссе на проселочную дорогу, машина запрыгала по ухабам. Въехав в небольшую деревеньку, она остановилась у двухэтажного бревенчатого дома где-то посередине нее. Дом с покатой красной крышей, полукруглым балконом, манса́рдой, широким крыльцом и обширной верандой выглядел даже гостеприимно. Большая территория вокруг дома была огорожена двухметровым забором из толстых железных прутьев с каменными столбами. Ворота бесшумно распахнулись, и автомобиль заехал на двор. Дарн выскочил из него и быстрым шагом обогнув, вытащил девушку наружу. Пока он волок ее в сторону небольшой квадратной постройки, сложенной из крупных бревен, Ита успела заметить большой яблоневый сад, красивую беседку с шестиугольной крышей и прудиком неподалеку от нее. Выбравшиеся из машин сопровождающие Дарна мужчины провожали их равнодушными взглядами.
Постройка предназначалась под хозяйственные нужды. Тут и там были расставлены коробки с различным инструментом и огородный инвентарь. Косы, грабли, лопаты, тяпки... По углам стояли пару бензокосилок, канистры с топливом и железные ведра, вставленные одно в другое. Подтолкнув девушку к стене, Ратэк снял с крюка толстую витую веревку и крепко связал руки Иты за спиной одним ее концом, другой конец веревки он привязал к этому самому крюку так, чтобы она имела возможность присесть и даже прилечь, но не смогла отойти от стены более, чем на пару шагов. Девушка не сопротивлялась, понимая бесполезность любых попыток освободиться. Бежать было некуда, да и не справиться ей с этим рослым сильным мужиком. К тому же снаружи остались еще трое. Дарн отошел чуть в сторону и довольно ухмыльнулся:
- Так ты вряд ли сможешь еще раз опробовать на прочность мой череп, - заметил он, пригвоздив ее зло сощуренными глaзaми к месту. - Не скучай тут.
И ушел.
А Ита осталось в полумраке и одиночестве. Дневной свет едва просачивался через два маленьких пыльных оконца. Девушка обреченно вздохнула и присела под одним из них. "В сложившейся ситуации все же больше положительных моментов, чем было до этого", - попыталась подбодрить она себя. - "Я жива, цела (пока без травм обошлось), не изнасилована. Это уже три громадных плюса. Все могло быть намного печальней. И потом: уж лучше здесь, чем с этим гоблином в его доме. Кто знает, что ему опять в башку взбредет? Руки у него, понятное дело, чешутся. А выяснять, что победит: здравый смысл или жажда моей безвременной кончины (естественно в муках) у меня желания нет".
На этом оптимистичном моменте Ита сглотнула слюну. Очень хотелось есть. Чтобы хоть как-то притупить чувство голода, девушка закрыла глаза и попыталась задремать. Земляной пол сарая отдавал сыростью и холодом. Спустя несколько часов к голоду добавилась жажда. На деревню опустилась ночь. В постройке стало совсем темно. Звуки улицы стихли: голоса, тявканье собак, шум изредка проезжающих машин. Ощутимо похолодало. Маритту начал бить озноб. От неудобной позы все тело затекло. Мышцы ныли. Веревка больно натирала запястья. Попытки освободить руки успеха не принесли. Только добавили больше страданий. Ита повалилась на бок, чтобы хоть как-то переменить позу. Стало еще холодней. Босые ступни совсем заледенели. Она не могла их прикрыть одеждой или ладонями. Состояние полной беспомощности и безвыходность положения угнетали. Никогда она еще не чувствовала себя такой слабой и одинокой. Никогда еще ей не было так плохо. Гнев, который поддерживал ее все последнее время, пропал. У нее не осталось сил злиться.
Только под утро Маритте удалось провалиться то ли в сон, то ли в забытье. Очнулась девушка от солнечного лучика, который скользнул по ее ресницам, трепыхаясь вместе с ветками кустов за окном. Одну щеку приятно холодила земля, другая горела. Тело обдавало то жаром, то холодом. Зубы постукивали. Голова была словно в огне. Кaждое движение причиняло ей боль. Болело все. Даже моргать было больно. От шумного затрудненного дыхания першило в горле. Ита закашлялась. Уж лучше бы она этого не делала. Каждый приступ кашля отдавался в мозгу, как будто по нему стучали, как молотом по наковальне. Девушка застонала. На глазах проступили слезы. Но у нее не было сил, чтобы пожалеть себя. Их не было ни на что: думать и двигаться не хотелось. Ее тело сковал холод. Казалось, он добирался до самых костей. Сонливость опять поглощала. И она была рада этому. Так можно было почти ничего не ощущать.